— Это были 90-е годы. Тогда никто не работал по специальности, а у меня и специальности еще не было. Учился на истфаке СПбГУ. Работал в библиотеке: преимущественно спал на столе и играл в нарды. Зарплата была так себе. Тогда это было важно. Сейчас уже не так важно – возможно, теперь я бы предпочел спать на столе и играть в нарды. Представительство Финской типографии пригласило меня поработать. Я не был профессионалом, но мне было интересно тыкать на кнопки. Так и научился.

— Печатным в основном. Брендинг, упаковка, реклама, наружка. Сейчас я работаю в «МегаФоне».

— Фриланс – темное место. Во-первых, никто не защищен: ни заказчик, ни тот, кто работает исполнителем. Во-вторых, существует очень много ненужных прослоек в виде людей, которые «сводят» – на деле пересылают письма и получают 15%. Большая часть рынка фриланса – невоспитанные, неумелые люди с обеих сторон, и прослойка у них такая же. Фриланс – это «У меня есть деньги. Давай ты сейчас сделаешь что-то, чего я сам не знаю, а потом я дам тебе еще миллион советов по поводу того, как это должно было быть. При этом новые правки будут перечеркивать мои прежние слова. Успехов».

— Заказчики должны понимать, что они хотят. Как только начинаются обмены макетами, они тут же начинают понимать, что хотят – но это именно не то, что ты сделал. Даже если вариантов 10, все будут плохими.

— Мне кажется, что нет. Если отталкиваться от того, что дизайн – визуальная тема, то этой теме уже очень много лет. Понятно, что мы далеко ушли от наскальной живописи, но при этом дизайн – это не рисование картинок, это коммуникация: кто-то кому-то хочет что-то сказать или показать. Такому виду коммуникации много лет. Если говорить о дизайне именно маркетинговой коммуникации, рыночной истории, там скорее будут «нестереотипизированные» идеи с точки зрения маркетинга и более стандартные в сфере дизайна.

— Зависит от задачи. Часто ищу по кодовым словосочетаниям картинки, работаю с ассоциациями, синонимами и антонимами. Иногда в книге выпадает. Если задача какая-то конкретная, то мир подкидывает решения. Нужно их поймать. Тогда создается три концепции, одна из которых нравится тебе – ты ставишь ее первой, а две другие ставишь «отпугивающими», чтобы взяли хорошую. Но берут всегда что-то другое.

— В последнее время его в принципе не так много. Но из того, что есть – больше ремесла, хотя еще месяц назад было наоборот.

— Я отказался от большого фрилансерского проекта по некоторым причинам и теперь играю по вечерам с сыном в машинки. Мне этого не хватало. В какой-то момент надоело работать на работе, работать дома, работать на работе фрилансерскую работу и брать ноутбук на дачу. И так работать не очень хочется, а в таких условиях – еще меньше.

— Нет. Один, как настоящий мужчина, хочет быть водителем трактора. Вторая имеет широкий спектр: от балерины в розовом платье до хозяйки сельского угодья с собачками, козочками. Общность бизнеса.

— Все детство меня занимал вопрос, почему нельзя сделать крест на церкви так, чтобы его было видно не только с двух сторон. Ведь можно сделать балку и круг, и тогда он будет одинаковым со всех сторон. Потом я понял, что так нельзя сделать, но каждый раз, когда смотрю на кресты, расстраиваюсь.

— Я думаю, что проблему можно решить, задействовав квантовую физику. Надо придумать квантовый лазер.

— За руководство отделом рекламы, за ребрендинг с интересным кейсом, но не как дизайнер, а как куратор. Если меня позовут снимать фильм о зомби, то я быстрее соглашусь, чем развиваться как дизайнер. Многие компании при приеме на работу имеют «схему кандидата» в голове; во время собеседований они пытаются подогнать всех под этот образ. В итоге берут того, кто больше всех подходит под эту схему, обычно это худший вариант из всех. Мне такое не нравится. Поэтому если кто-то захочет снять фильм о зомби, работая с человеком, который ничего в этом не понимает – буду рад сотрудничеству. Я много их смотрел!

— Я часто хожу в музеи с детьми. Если с младшим это не так интересно, потому что ему пока показывают не то, «как» сделано, а то, «что» сделано, то со старшей попадаются удивительные вещи, которые снимаешь на фотик. Поэтому мою насмотренность формируют дети. И фильмы про зомби.

— Нет. Во-первых, они везде есть. Во-вторых, я считаю, что собирать лучшие вещи в каком-то одном месте – странно. Если бы у нас позволяла погода, я бы лучше развесил все картины на уровне глаз на улицах. Идешь на завод, например, а вокруг картины. В спальных районах вообще круто было бы.

— Да. Поэтому я не знаю, как сделать музей дизайна «рабочим». Когда ты составляешь свой топ-100 лучших песен, например, тебе всегда нравится только три, а потом одна. Человеку свойственно выбирать лучшее из возможных вариантов. Музеи круты тем, что в них можно прийти туда и быстро нахвататься до тошноты красками, изобразительным искусством и какими-то чужими представлениями, идеями. Но если бы это все можно было равномерно разбросать, это было бы очень круто.

— Я твердо понял, что не хочу заниматься историей. Я туда пошел, потому что в школе у меня преподавал историю Лев Лурье. Я думал, что он меня впечатлил историей, а не тем, как это можно преподавать. На истфаке я был сильно удивлен. Какое-то время я еще пытался сделать вид, что это здорово, но недолго. Однажды мой друг со школы, который тоже поступил, сказал, что истфак – очень круто. Что круто? Он считал, что в результате изучения истории можно понять, что и как развивается; понимая это, можно остановить какие-то глобальные ошибки человечества, сделать так, чтобы не было войны. А что, историю только в этом году начали изучать, до этого не изучали? Или войны прекращались? Должны быть люди, которые знают историю, но это точно не я. В универе мы пили пиво. Иногда даже на лекциях. Прекрасное время.

— Модные очки.

— Я не дизайнер.

— А черт его знает!