— Я поступала в театральную академию на актера драматического театра. Еще был вариант пойти на какую-нибудь театральную режиссуру или организацию праздников. Но это все были запасные последние варианты. На актерском я прошла первые три тура и завалила коллоквиум. Ну и плюс на тот момент я уже знала, что поступила в институт кино и телевидения на режиссуру игрового кино.

— Нужно выбирать какую-то основополагающую профессию. ТВ-шники, документалисты более «брошенные» - в институте никто на них ничего не выделяет, никто их не пиарит, никуда не продвигает. Это не очень выгодно. Но больше всего в игровом кино меня привлекало то, что можно проявлять фантазию. Это не так сухо, как документалистика, и не так жестко, как ТВ – там все зависит от массового зрителя, от того, что «пипл хавает». А мне не хочется под это подстраиваться. Пусть у меня будет маленький зритель, но я найду своих единомышленников, чем буду гнаться за большим количеством просмотров и так далее. В режиссуре игрового кино ты как император. Как ты хочешь, так и делаешь, кого хочешь к себе в команду, того и берешь. Ты полный властелин этой работы. Конечно, если речь не идет о какой-нибудь говнокомедии, на которую тебя пригласили.

— Всем только кажется, что творческая учеба это «тут что-то поделали, там что-то поделали». На самом деле, она требует огромной дисциплины: если при учебе на медика или математика ты должен просто выполнить определенный объем работ, то творческой специальности ты не должен ничего. Нужно заниматься организацией «себя» и своего времени. Для того, чтобы это стало возможным, надо полностью погрузиться в процесс. С субботы на воскресенье, например, нас закрывали на ночь в вузе – оставляли репетировать. Мы ночевали там. Все нужно было успеть. Без полного погружения такой самодисциплины не достичь.

— Да. Ассистент по актерам и кастинг-директор в одном лице, продюсер, звукорежиссер, оператор и второй режиссер – это моя команда ребят, без которых я ничего не смогу. Один из них, режиссер, уехал сейчас в Новосибирск. И мы обсуждали недавно, что легче будет оплатить ему перелет сюда, чем искать замену. С этими людьми у меня очень хорошие рабочие отношения. «Дрим-тим».

— Поскольку мне в команде очень важно, чтобы меня хорошо понимали, то мои люди меня устраивают. Конечно, «мечтают» обычно об актерах. Мне бы было интересно поработать с Хабенским, Безруковым. Из несбыточных – с Джонни Деппом. Он мне нравится и как актер, и с точки зрения зрителя.

— Сложно схожусь с женщинами в работе. Не получается находить общий язык. А это главный секрет работы – поладить с главными мастерами фильма. Но из актрис в пару к Деппу однозначно Хелену Бонем-Картер.

— Как ни странно, в истории все же будут дети! Но они скорее декорация. Для меня это будет дикое испытание – находиться с детьми на одной площадке. Они почему-то очень меня любят, а я сложно нахожу к ним подход. Не осознаю, что это маленькие дети не только по размеру – всегда жду от них взрослого поведения, отдачи; не получаю этого и раздражаюсь. Даже задумываюсь о том, что мне нужен человек, который будет общаться с ними на площадке. Больше, чем я уделяю им внимания, я уделять не смогу, а это плохо может сказаться на их восприятии работы и на продуктивности, психологическом состоянии.

— У меня странное отношение к чувству юмора: нет никакой теории, нигде не написано, что смешно, а что нет. Кому-то смешно одно, кому-то другое. Я недостаточно разобралась в людях, чтобы понять, кого я бы хотела смешить. Когда я шучу на одну и ту же тему в разных компаниях, я встречаю разные реакции: в одной люди смеются, в другой крутят у виска. Когда речь идет о фильме, то это большие деньги. Сделать кино, после которого зритель покрутит у виска и потратить надежды, деньги, силы (потому что фильм – ребенок, которого ты вынашиваешь)… И подвергнуть это критике, которая лишена объективизма и крутится вокруг «мне не смешно» - это больно и обидно. Поэтому комедии я оставлю до лучших времен, когда пойму, как работает юмор.

— Ни мой мастер, ни близкие люди не советуют мне снимать фэнтези, фантастику. Это все образы, в них сложно не потеряться. Реализм, драма – мое. Не нужно лезть туда, куда не надо. Сначала нужно сделать репутацию на том, что у тебя хорошо получается, а потом можно идти рисковать. Пока рано.

— В данный момент я занимаюсь проектом, где фигурируют педагоги, отношения подростков и учителей, например. Мы нашли референсы (примеры фильмов с похожей атмосферой или идеей): это «Аритмия» и «Географ глобус пропил». Их я бы и пересняла. Зритель сейчас много видит. Много смотрит. И каждый мало-мальски разбирающийся в кино человек (а таким можно считать любого, посмотревшего больше пяти фильмов) обсудит это, выдаст комментарии. И фильмы, в которых нет однозначного выражения режиссера, его позиции по вопросу, и есть плавающий финал, нравятся людям больше. Потому что каждый может додумать то, что он хочет. А я против таких вещей. Как режиссер, я бы не хотела, чтобы меня трактовали хотя бы двумя вариантами. Хотела бы, чтобы меня поняли точно так, как я хотела сказать. С открытым же финалом люди получают возможность «поучаствовать» в фильме: режиссер придумал, актеры сыграли, оператор снял, а я, такой молодец, догадался, о чем это все. Чувствуют себя причастными к искусству. Я бы добавила в «Аритмию» и «Географа» больше однозначности. Нашему зрителю, мне кажется, нужен герой в фильме и в жизни с четкой позицией, потому что ни у кого ее нет.

— Самое главное в кино – сценарий и игра актеров. Форма, которую ты этому придаешь, не так важна. Это украшательство, важно этим не увлечься – мне как девочке с большой фантазией сложно не переборщить. Именно поэтому фантастика – не мое. Это как в хорроре: ты можешь бесконечно заниматься атмосферой, пытаться кого-то напугать, но смысла в этом может оказаться ноль. Сейчас это происходит везде. Поэтому пока я в драме, мелодраме. Наверное, так и нужно начинать: сначала понять что-то человеческое, а потом уже остальное.

— Касательно команды и работы на площадке я считаю важным, чтобы все на площадке были равны. У меня с детства повышенное чувство справедливости. Неважно, какого размера работу выполняет человек на съемках: если у машины убрать маленькую деталь, то она может перестать работать. Если у машины убрать мотор (режиссера), то она будет так же бесполезна, как если лишить ее дверных ручек – просто станет невозможным попасть внутрь. Поэтому я всегда стараюсь уделить внимание каждому. Я режиссер-коммунист: всем все поровну. Еще я не терплю истерик, скандалов и разбирательств. Поэтому мне и сложно работать с женщинами: я стараюсь минимизировать их количество; я сама женщина, знаю, как это бывает – поэтому если истерике быть, то только от меня.

— Да. На площадке я не вникаю ни во что техническое – у меня для этого есть мужики. Кладу им ручки на плечи и говорю: «Ну что, мои мальчики, вы же все сделаете?». Женщинам интереснее заниматься взаимоотношениями, какими-то тонкими, неуловимыми вещами. В этом плане и хорошо, когда режиссер – женщина. Многое из технической стороны съемок для меня волшебство, я даже не хочу знать, как именно они это делают. Мне просто нравится, что у меня есть люди, которые так умеют. Слышала, что с женщинами в качестве режиссеров команде проще работать, потому что они не лезут не в свое дело.

— Были. Мой молодой человек, который воспринимал меня как маленькое веселое добродушное существо, придя однажды на площадку, услышал трехэтажный мат. И просто офигел. Потом появились фразы «Ты не забывайся, ты не на площадке». Я согласна и борюсь с этим. Когда проект только начинается, у меня включается режим «ультиматумного» общения: либо так, как я сказала и без вопросов и возражений, пожалуйста, либо до свидания. Это неправильно.

— Когда мне не хватает эстетики, я всегда смотрю «Самсару». Считаю, что он единственный в своем жанре – не документальный, не игровой, нельзя его ни с чем сравнить. Его грешно смотреть на маленьком экране, это очень красиво. Если что-то принять, можно расплакаться от красоты. Хотя я и безо всего плачу.

— Нет. И это не только из-за некачественного контента: скорее из-за зрителя. Не понимаю, почему люди считают, что они могут разговаривать вслух, вставать и уходить во время сеанса. Последний раз я была на «Маме». На 30-й минуте некоторые зрители со словами «Че за херня» встали и ушли, а ведь это фильм, снятый по Библии – люди просто неспособны разгадать отсылки. Мне стыдно за такого невоспитанного, необразованного зрителя. Если бы я смотрела его дома, я бы не узнала, сколько людей моего возраста или младше так себя ведут и настолько ограничены.

— Коррупция. И депрессивность. Раньше было много позитивного кино, но до сих пор его обвиняют в пропаганде. А я не понимаю, что плохого в пропаганде. Что такого в том, чтобы поднимать дух людей, живущих в этом государстве? У каждого есть голова на плечах, чтобы разобраться в ситуации. А сейчас и так все плохо, так еще и чернуху снимают одну. Людям не хватает кино, которое могло бы воодушевить. Мы все бухаем, все живем бедно, зачем нам на это смотреть? Кто-нибудь может показать кино про то, как этого НЕ делать?

— Раньше мне это мешало, а сейчас я привыкла. Когда-то у меня рот не закрывался: я могла прийти в кино и весь фильм шептать парню «Ого, смотри, уже третью минуту одним кадром снимают!». Конечно, бывают ситуации, когда я могу забыть, что смотрю кино как режиссер: чаще всего это связано с какой-то хорошей жизненной историей либо когда форма настолько эстетически приятная, что начинаешь хотеть верить, что это не кино.

— Зритель обычно любит фильмы, где герой был бедным – стал богатым, был несчастным – стал счастливым; когда происходит какая-то серьезная перемена в жизни человека. История успеха. Или наоборот. А у меня скучная жизнь, ничего такого не происходит. Поэтому нет. Даже если я стану великим режиссером, это никого не удивит. Я родилась сытая, жила в квартире, у меня есть лошадь. Я не умираю от голода. Как все сытые люди, я доказываю своим родителям, что всего могу добиться сама и в итоге все равно иногда прошу у них деньги. Мои драмы ничего не значат для других. Скучно!

— В детстве меня всегда тянуло к конному спорту, но родители были сильно против: опасно. Мама сказала, что как мне исполнится 18, так я сама смогу принять решение. Как только исполнилось, я поехала на конную прогулку, потом еще, и еще и записалась на тренировку. Мне предложили взять лошадь в пол аренды: все расходы делятся пополам, а взамен никто на этой лошади кроме нас двоих не будет ездить. Привезли странное, худое, забитое, испуганное животное: он прятался, бился в истерике. Его привезли с «мяса» - спасли. А потом тренер резко решила его продать, так как стало невыгодно. У меня был шок, истерика – прорыдала весь день. Мой мужчина сказал, что купит его. Вечером у меня был конь. Это лучший подарок.

— Грустный вопрос. Вижу себя независимой: ни от кого и ни от чего. По крайней мере в быту – когда ты независим в нем, у тебя намного больше возможностей для творчества. Не хочу быть связанной человеком, средствами, местом. Во мне это постоянно борется: желание иметь семью и быть свободной. Наверное, все дело в человеке рядом, который будет принимать «ту» сторону образа. У меня маниакальное желание обладать всем «своим» с детства.

— Классно! Во мне очень много эмоций, я в принципе рефлексирующий человек. У меня мало теории в голове, я все делаю так, как чувствую. А актерская профессия предполагает именно доставание эмоций наружу. К тому же, там нет никакой ответственности: ты просто исполняешь то, что нужно. Работа в одной плоскости. Я тщеславный человек – люблю себя, люблю смотреть на кадры со мной. Люблю быть красивой, люблю когда на меня смотрят. Люблю быть некрасивой, чтобы смотрели. Внимание люблю. Раньше стеснялась, казалось, что зазорно. Но сейчас приняла.

— Как готовый продукт – да, хотела бы посмотреть. Но я такое не осилю, не могу в «кучу» режиссерских дел добавить еще одно. Слишком. Разбегаются руки, глаза и мозги. В итоге сделаю плохо и то, и то.

— Мой первый актерский опыт. Вся команда была из мужиков – я была там одна девушка. Мой партнер был непрофессиональным актером, инвалидом-колясочником. Я играла сложную эмоциональную сцену. Это были обыкновенные посиделки с молодым человеком в провинциальном клубе, я должна была что-то говорить ему, пытаясь перекричать орущую музыку; а сказать мне нужно было, что я его люблю. Проорать. А звук нужно было писать чистым – без шума на заднем фоне. Я думала: «Как же я без музыки буду кричать? Ведь это на полную катушку нужно». Важно было не опозориться. Ломаться не вариант, помощи просить тоже. Я так перенервничала, отыграла эту сцену, проорав от «Начали» на одном дыхании. И отключилась. Сознание потеряла. Откачивали коньячком. Этот дубль на всю жизнь запомнился. «Потеря актерской девственности».

— Лично мне важно погрузиться в тему. Когда я снимала свою последнюю работу, про деревню, мы ездили в настоящую. 6 часов туда, 6 обратно. Попробовала на себе то, что буду снимать – пожила у этих людей, поговорила с ними, погуляла там. Городской человек, приехавший из ТЦ, никогда не сможешь правдоподобно снять деревню, если не погрузится.

— Да. Слушаю все: от классики до Элджея.

— За русскую попсятину. За Ольгу Бузову. За рэпчик. Большинство людей не понимают, почему я слушаю католический оркестр в машине, а потом следом включаю Элджея. Только близкие знают: так как я люблю внимание, люблю меняться сама, люблю менять себя, манеру общения, почерк, внешний вид, стиль… именно поэтому у меня такой разброс по музыке. Я слушаю одно и чувствую себя одним человеком. Слушаю другое – чувствую себя другим.

— Нет. Потому что я геморрой. Это сложно. Я баба, у которой есть конь. Это расходы. Я баба, которая снимает кино – это не жена, которая готовит борщ и воспитывает детей; это баба, которой постоянно нет. Я с характером. Я могу задолбать. Я очень ревнивая. Я могу задолбать…

— Я очень отдаюсь людям, с которыми общаюсь. Я жертвенная, фанатичная. Я начинаю делать для человека столько, сколько ему не надо. Верная очень.

— Гермионой Грейнджер! Немножко того, чересчур сентиментальная, в ней не хватает холодности мыслей. Она вроде и умная, независимая, сама себе на уме, при этом у нее куча мужиков. Класс!

— Насмотренным. Образованным. Патриотом своей страны – не государства. Он должен быть настоящим. Люди в кино работают не за деньги, а это самое главное. Со вкусом: многие люди целенаправленно снимают дерьмо. Ни один врач не будет калечить людей специально. А режиссеры кино, к сожалению, калечат часто. Не хотелось бы быть в их числе.